Irina S. Druzhinina
Я давно знала, что Жао Женг может заменить пару генов в грибе буквально за несколько дней, а кроме того, что он танцует street dance и хип-хоп! Могла бы догадаться, что он еще и крючком вяжет…
Генные инженеры еще и не такое умеют!
Это самый удивительный подарок на Рождество, который можно себе представить!
Страшно сказать, но для меня этот год был очень хорошим. Папа пережил ковид. Сделано много работы. Начаты “Чаинки”. Подтянута физическая форма. И у нас поселился Каука, с которым мы вновь чувствуем себя семьей.
Любые субтропики – рай для насекомых. Вокруг нашего дома, да и в университетском кампусе, много прудиков, заводей, каких-то канав и полноценных болот с лягушками и цаплями. Золотые рыбки роятся буквально везде, и их размеры иногда заставляют переживать за собак на берегу. Но насекомых мало. Меня всегда это настораживало. Конечно, рыбки и лягушки едят личинок комаров и стрекоз, но не всех же!
Однажды воскресным полднем неподалёку от дома мы с Каукой заметили роскошное гнездо диких ос в кусте чего-то похожего на самшит или чай. Осы сосредоточенно жужжали вокруг геометрически правильной конструкции размером с кабачок. Я как раз переписывалась с другом в Вене (или в Питере?), профессором-беспозвоночником. «Это гигантский чёрный шершень! Пока гнездо небольшое, они не так опасны, а потом начнут терроризировать всех вокруг и гробить народ и собак! – диагностировал мой собеседник. – Надо срочно убирать!» Я отправила фотографию Фенгу, ответ тот же самый: опасно и для меня, и для собаки! Окей, хотя шершней тоже жаль. Мы показали гнездо службе охраны. Утром следующего дня в кусте уже ничего не было. Только одна полосатая и мохнатая оса методично осматривала разрозненные листики и веточки, зависая в своём мечущемся полёте.
…Вечером Никита звонит мне на работу: «Мам, ты представляешь, шершней чем-то облили и выкинули! Там вообще ничего нет! Но не переживай, я порылся под кустом и нашёл обломок гнезда с личинками! Он у тебя на столе дома! Я знаю, что тебе будет интересно!»
Нам повезло. Инсектицид был такой сильный, что ни обломок гнезда, ни даже половина куста не выжили.
«Июль — это сезон дождей», — с ноткой неодобрения в голосе сообщали китайские друзья. Но я не знала, что это будет моё любимое время года. Огромное удовольствие — гулять с собакой под бесконечным тёплым ливнем, замотав телефон в мешочек ответственного собаковода. Во влажных субтропиках в июле даже стволы деревьев превращаются в сады, полные удивительных многоногих существ, ярких грибов, мхов, маленьких улиточек и любимых Никитиных мокриц, которые умеют сворачиваться в серебряные шарики. Так мы с Каукой и бродим от дерева к дереву, каждый со своим интересом. Он терпеливо ждёт, пока я все рассмотрю, а потом быстро справляется со своими нуждами.
Ночами, когда вокруг совсем никого нет и деревья заслоняют город, забываешь, где ты. Струи воды по лицу и телу, хлюпание мокрой травы под ногами, гвалт лягушек в пруду и шум пузырящегося дождя дают чувство нормальности. Так и должно быть, хотя бы иногда. Не надо никаких зонтиков и полиэтиленовых дождевиков. Каждая такая прогулка перед сном стоит дюжины спа-процедур в душных салонах, набитых изящными рулончиками полотенец из химчистки. Летний тёплый дождь смывает тяжесть даже самого трудного рабочего дня.
«А если я
По дому загрущу,
Под снегом я
Фиалку отыщу
И вспомню о Москве…»
Иногда ночное небо в Нанкине светится розовым с оттенком оранжевого. Это бывает заметно и зимой, и летом. Наверное, оптический эффект вызван загрязнением воздуха. Надо будет обратить внимание на AQI в такие моменты. Или огни огромного города отражаются во влажной атмосфере. Помню, что вечернее зарево над Череповцом в 1983 году было похожего густого лососёвого оттенка. Хотя… Почти в центре Нанкина есть Пурпурная гора. Ведь не зря же она так называется? Говорят, название даёт осенняя листва. Но, может, цвет неба как раз и делает листья особенно красными? Тогда дело не в городе.
Моё самое розовое на свете небо — над португальской Сезимброй, неподалёку от Сетубала. Оттенок едва уловим над всегда светло-голубым океаном в лучах солнца и под порывами океанского бриза. Кстати, ярко-оранжевую луну я тоже видела только здесь и в Португалии.
Редкое сочетание — изысканнейший и очень вкусный стол. Такое можно встретить только на стыке культур, например, в Западной Украине, на границе с Польшей или Румынией. Однако мы в Китае. На закуску у нас тартар из русского лосося с авокадо на тарелочках с репродукциями Ван Гога. Салат изумляет гармонией восточных приправ, а классическое горячее вызывает ощущение дома и ажиотаж у детей. Искрится грузинское вино. На десерт фромаж и кэзе конкурируют с настоящим домашним тирамису, приготовленным итальянкой из Бергамо. А мы по-прежнему в Китае. На мне — новое ципао, в котором неизменно надо прямо держать спину и следить за ногами (глубокие разрезы). За столом — семья из Германии (Ира, Саша и Андрей), они хозяева дома, а также пара из Австрии (Ира и Никита — это мы), урождённые итальянцы и британка. Беседа вертится вокруг ковидных впечатлений, но неизменно возникает тема искусства. «Я – шестидесятник! Лучшая музыка написана в 60-е, — утверждает Никита. — The Doors, в конце концов, The Beatles. Ну ладно, некоторым нравится The Queen и Pink Floyd, — он сочувственно кивает в мою сторону. — Но это предел! Дальше музыка кончилась!» — «Нет! — восклицает Сью. — Это не так! Я дам тебе послушать хороший рэп! Это — искусство! Это — поэзия! Рэп нельзя отрицать!» Спор затягивает всех гостей. Я не имею своего мнения, но вспоминаю такие слова, как «рэп-баттл» и имена Оксимирона и Гнойного (псевдоним a la Горький, но гуще на целый век), Сью приводит свои аргументы. Непонятно, кто побеждает. Уютно бренчит гитара.
Занятно, что Никите — 12, а Сью — 65.
— Папа сказал, что тебе звонил. Как поговорили?
— Обменялись звуками.
Никита родился в венском «Золотом Кресте» через 10 лет после того, как мы уехали в Австрию. Он рос буквально в центре старого города, ходил в университетский детский сад, потом учился в трёх частных католических школах. Когда ему было 11 лет, мы переехали в Китай, где он учится в международной школе, в которой, кроме двух молодых и интеллигентнейших учительниц, никто не говорит по-русски. У Никиты нет акцента в русском, он свободно общается на английском и немецком, а испанский – новый для него иностранный язык. Интересуется итальянским и латынью.
Получается, что, где бы шестиклассник ни рос, он все равно будет владеть русским матом.
PS: Хорошо, что у шестиклассниц есть шанс миновать этот курс.
Несколько дней назад Дмитрий Быков употребил слово «единомыслие». Оно застряло у меня в голове, так как возникло противопоставление с привычным и положительным «единомышленником». Хорошо, когда кто-то думает, как ты, но что будет, если одна мысль на всех? А потом у Невзорова какая-то светская дива «вынырнула из блаженного розового безмыслия». Тут-то эти два слова и слились в одно: единомыслие возможно только на нулевой отметке, то есть в безмыслии.
Я очень люблю и уважаю своих китайских аспирантов. Это добрые, красивые и мужественные люди, способные творить чудеса генной инженерии буквально в любых условиях (и не только на коленке, а гораздо хуже!). Кажется, что шестой месяц их ковидного ареста на территории университета беспокоит только меня. Студенты легко и привычно переносят ограничения свобод, удобств или мыслей.
В начале этого года, в разгар китайской пандемии, когда все сидели по домам, ни мне, ни Фенгу не удалось выманить аспирантов из единого безмыслия. Было ли оно розовым или радужным, мы не знаем. Но сила такого магнита оказалась непреодолимой! Студенты дружно отвечали смайликами и на мои сообщения из Беркли и Рима, и на задания Фенга прочитать то или иное исследование. Никакого содержательного результата изоляции не последовало. Наверное, дело в том, что десятилетия жёсткого давления со стороны школы и родителей лишили молодых людей свободы мысли (а значит, и свободы действий). Возможно, политикам это нужно в том числе и для обеспечения безопасности огромного населения страны. Но для молодых учёных подобное единомыслие – яд!
Лучше бы они ограничили смайлики! Не больше трёх в одни руки!
«…перечислите, по крайней мере, четыре вида вашей активности за сегодняшний день, которые были бы невозможны или не существовали бы без воды, – прочитал Никита домашнее задание по науке воскресным вечером, когда мы все втроём устроились на любимом диване. – Мам, ты видишь, они нас за дураков держат. Напиши, а? Только не умничай, тут надо тупо про мытьё рук и суп отвечать». Никита безуспешно попытался свалить на меня простое задание, так как хотел скорее начать записывать видео по испанскому. Однако ответ пришёл из университета. Моя секретарша поместила в наш чат объявление о том, что в понедельник в 22:00 на всей территории университета выключат воду на 18 часов (для улучшения снабжения, профилактики и по просьбе трудящихся – знакомое дело).
Утром в понедельник я попыталась прояснить ситуацию, ведь студенты уже несколько месяцев сидят в кампусе под ковидным арестом. Я спросила у своего ассистента, можем ли мы как-то посодействовать студентам с запасом воды или университет обеспечит передвижные санитарные узлы. «Я не собираюсь обсуждать такие глупости! У каждого есть навыки выживания! Меня это не касается!» – нахамил он мне в ответ. Я в очередной раз пожалела несчастного и продолжила разведку с помощью секретарши. Та выяснила, что никаких мер университет не предпримет, нов общежитии есть возможность запасти воду (в пластиковых бутылках), что студенты справятся, но переживают за свои эксперименты во вторник утром. После этого Лиу Ле долго сокрушалась, что никто из «teachers», то есть преподавателей, не будет беспокоиться о таких вещах, что я особенная и «good leader». А студенты наверняка опять сочли меня в лучшем случае странной.
Понятие «хороший руководитель», или «good leader», давно является камнем преткновения и темой для споров и даже конфликтов. Другой мой ассистент, теперь уже бывший, даже пытался меня учить, на какие «пустяки» мне надо обращать внимание, а на какие ни в коем случае нельзя. «Ирина, ты должна заниматься важными вещами, а не обустройством лаборатории», – читал мне нотацию молекулярный биолог, в лаборатории которого плесень давно вытеснила человека и покрыла буквально все поверхности, включая занавески. Выходило, что всё обращённое вниз, то есть имеющее отношение к сотрудникам, – никчёмный пустяк. Значение имеет только то, что видно начальству сверху. Соответственно и студенты у него были все как один «глупые» и «ленивые», а он такой бедный и невезучий. Он на них даже периодически кричал: девочки плакали, мальчики просто не приходили на работу. It is a good leader.
А тот, что хамит, всё же небезнадёжен. В следующий раз он молча принесёт канистры с водой, и сделает это естественно и тактично. Он болезненно любит свой Китай и переживает за такие огрехи. Фенг понимает, что забота о людях, вернее, её выборочное применение, – не пустяк, но при этом не видит выхода. Какие бы меры ни принимались, всё разбивается о численность населения. Вот я его и жалею. Хотя хамство никого не красит.
