The old trader was going on his everyday usual road to the market to sell his harvest of lavender. He traveled this way around twice a week as he had a big number of lavender fields that were giving him a lot of lavender harvests. When he would sell it, he would not really be concerned as to how it would be used though in Bohemia, where he was born and living, it was usually used for religious rituals, medicine, and perfumes.
“LAVENDELHEUVEL”, Nikita Druzhinina, oil, Nanjing, April 2022
One day, walking on his path to the market that he knew like his own five fingers, he suddenly heard a gallop. It was clearly a gallop of a horse and approaching very fast. And here, from behind him came galloping, on a beautiful dark grey-blue stallion, a knight. The knight slowed down near the trader. The trader did not see many knights in his lifetime as he was quite a lonely man and did not go out to the city often and loved only his dear dog, Matilda. Though he still could remember seeing a whole battalion of dismounted knights at the Battle of White Flowers 24 years ago. He still had a limp from that battle as he had fallen from his own horse and injured his back a little bit. The knight he saw now was perhaps the most elegant thing, apart from his fields of lavender, that he ever saw in his life. The rider was a young man with dark curly hair and bright green eyes. He was wearing a bright red tunic with heraldry on it. He had bright green leather hosen matching his eyes and spurred noble shoes. He as well had yellow gloves decorated with woven flowers. The most outstanding part of his costume was of course his beautiful brown ganache with golden decorated leaves on it and his exquisite dark purple chaperon.
“The old lavender trader” Nikita Druzhinin, 2022, Nanjing, procreate
The heraldry that was displayed on his mighty chest was the one of the Mosenberg Family. The Mosenberg Family was known for their honor and honesty. The old trader knew those of the family personally as he was fighting for them in the Bohemian war, but he did not recognize the man that he was seeing right now in front of him. The man looked down on him with his bright green eyes, out of breath and with a wide smile on his face. He seemed to be in the most delighted mood. The young man looked at the cart that the old man had with him that was filled with lavender with an almost invisible sense of shame and apparently, there was a reason for that. Evidently because, as the old man had noticed as well, the young rider had a bundle of lavender sticking out of his chaperon and another much bigger bunch of them under his right arm. The lavenders really did match the noble man’s chaperon, but the old trader became quite frustrated because it was clearly his lavenders that the young man noticeably did not pay for and just stole from his field. “Oh, noble sire.” Said the old man, “I am afraid that the beautiful lavenders you are carrying at the moment were stolen from one of my fields and that would be most unkind for you not to pay for them as I struggle to feed myself and my dog these days.”
The look of light shame on the knight’s face got more obvious after he listened to what the old trader had said. “My greatest apologies oh old wise man!” replied the knight after a short pause “But look what a beautiful day it is today. Look how the skies shine and everything seems to be in peace and harmony. Look at your lavender fields over there! Look how much joy they bring!” he pointed at a beautiful young girl riding not far from the two men catching up with them. The old trader saw that the girl held in her hands three times as much lavender as the noble knight had. “Look at the beautiful birds looking down at us and laughing at our problems with an elegant flow. Look at the lovely river with fish dancing the dance of love in it. Look at the bees singing their song of hope.” The knight took a short break. “And on this beautiful day, I have taken a bit of your happiness to share it with my beloved Anne.” He pointed at the girl nearing them. “And on this beautiful day, I shall buy even more of your happiness because look how much you got of it, so I shall buy your entire cart.” while saying that the knight was pointing towards the fields of lavender owned by the old farmer and the cart filled with the purple flowers.
The old man was hypnotized by the sheer happiness flushing out of the nobleman. The old trader agreed to sell his entire cart to the knight and by the time Anne arrived on her black huge horse, the knight already dismounted from his horse, gave another pluck of lavender and his horse lead to the girl and took the cart. The beautifully matching pair went on the road looking at each other, laughing and singing. The old trader stood in place watching them until they turned into a valley where they were no more seen. The knight before going on, gave the old trader, as a small compensation for stealing a few of his flowers, a tiny seed that he said would make the trader live forever. The old man did not know what exactly that meant but he took it anyway.
With a strange feeling of joy, the man went back to his home, to his fields. The next day he went out to his flowers and on a hill surrounded by a sea of purple, he planted the small seed. Years went by, the noble knight had already married Anne, who died at childbirth. The knight himself was killed at the Battle of Red Horses a year later after that. The old trader died sometime later after planting the seed, from the plague. The trader’s son, when the seed grew into a beautiful birch tree, decided to carve out on it his father’s name.
Until this day, somewhere in Bohemia, there is an old birch tree that has “IGNATZ DRUZKIY VON LAVENDELHEUVEL’’ carved out on it.
by Nikita Druzhinin, March 2022 (Homework for the German class)
Nikita Druzhinin by Irina Druzhinina, Nanjing, 2021
Несмотря на то, что грустный средневековый этюд “LAVENDELHEUVEL” принадлежит Никите, “Чаинки” все-таки мои. Поэтому я иллюстрирую его так, как мне хочется. (Однако на отдельной страничке, чтобы Никита не сердился.) Это фотографии из наших спелеоэкспедиций уже почти 10 лет назад. Мы проводили лето (ну, хотя бы его кусочек) на юге Франции, в заброшенном древнем городке Ауроне. Конечно, ни я, ни Никита в пещеры не ходили, на то были спелеологи. Команда собиралась “ля Патроном” – французским ученым-гидроморфологом – и состояла из веселых дяденек и тетенек со всей Европы и преимущественно с учеными степенями. Каждое утро они уходили что-то копать под землей, а мы с Никитой иногда оставались совсем одни в целом городе! Никогда не думала, что можно быть вдвоем в городе и чувствовать себя счастливыми. В Ауроне – можно!
Аурон основали еще римляне. Построенные ими траверсные дороги по склонам Альп и каменные террасы вокруг городского центра (больше, собственно, ничего и нет) до сих пор прекрасно сохранились. Воображение легко рисует просторные римские виллы, но на самом деле их там быть не могло – не позволил бы все-таки довольно суровый горный климат. Жители покинули Аурон еще до Первой мировой войны, так как в этих местах просто закончился лес, который они продавали на спички. Молодежь ушла, а старики дожили по старинке, не проведя в город ни транспорта, ни электричества. Но Аурон – настоящий город времен рыцарей, хоть и совсем крохотный, гораздо меньше Хальштата. В нем есть площадь, дом священника, церковь и кладбище. Несколько сохранившихся средневековых зданий вдоль главной и единственной улицы стоят заколоченные. Местные власти их сохраняют на случай, если объявятся наследники былых владельцев.
Никитина лаванда точно растет в окрестностях Аурона, а зеленоглазый рыцарь мог бы ухаживать за Анной где-то неподалеку. Наши палатки стояли подле обвалившейся стены церковного кладбища на заросшей розмарином полянке. А дикая лаванда и мята росли на альпийских лугах чуть выше.
Запах розмарина нам всегда будет напоминать Аурон, даже если он продается в китайском супермаркете.
Auron, South France, August 2014, Irina DruzhininaЗеленая точка в самом центре фотографии немного правее церкви – наша палатка.
Auron, South France, August 2014, Irina Druzhinina
Auron, South France, August 2014, Irina Druzhinina & Alexey Kopchinskiy
Auron, South France, August 2014, Irina Druzhinina & Alexey Kopchinskiy
Снимок на обложке сделал Никита во время нашей предновогодней прогулки по Нанкину. 30 декабря 2021 года, район “1912”.
А это фотографировала я. Понятно, что оттуда уже не выбраться. Nanjing, 30.12.2021
Зато сегодня вся Москва агрессивно празднует какую-то Международную масленицу 8 Марта, очевидно позабыв, что каждый день гибнет тясяча русских детей и пора бы уже закончить праздновать 23 февраля, черт побери!
Сначала взорвался самолет «Австрийских авиалиний». Огромный двухэтажный лайнер как-то неуклюже накренился и быстро стал приближаться. А потом вдруг исчез в ярко-белой вспышке. Я не могла видеть кокетливо изогнутые красные кончики крыльев, но знала, что они разлетаются в разные стороны. Это был тот, тот самый, самый важный, НАШ самолет…
Рассказывать сны – дело неблагодарное, да и некому посреди ночи. Собака легонько вильнула хвостом, давая понять, что время для утренней радости от моего появления в дверях спальни еще не настало. Я походила по дому, подтвердила Duolingo, что все еще знаю, как спросить номер телефона на китайском языке, но самолет с красно-белым хвостом и ужас от вспышки никуда не делись. Спас меня вопрос коллеги в вичате, заданный, видимо, еще вечером. Чтобы ответить, я перечитала свои вчерашние комментарии к его статье о деликатных взаимоотношениях между грибочком подвишенником и тополиными проростками. «…a continuous increment of hydrogen peroxide production by Clitopilus hobsonii correlated with the upregulation…». Работа вернула сознание в привычное русло и, кажется, усыпила подсознание. Отправив рецензию Жилину, я решила доспать воскресную ночь на диване, прижавшись к теплому собачьему боку.
На стойке какого-то современного отеля я с изумлением узнаю, что это не отель, а конференция, что я второй пленарный докладчик, у меня есть 30 мин, а потом будут вопросы. Входя в огромный зал, амфитеатром стремящийся вверх, я отгоняю панику и перебираю в памяти свои недавние выступления, пытаясь вспомнить, есть ли у меня слайды ровно на 30 минут. Мне нужно сесть так, чтобы, никому не мешая, можно было открыть компьютер, но долго не нахожу места. Все кресла разные и чем-то не подходят: они или заняты, или расположены так, что не видно экрана, или просто сиденья не откидываются – захлопнуты. Наконец, я понимаю, что спрятаться в этом зале не получится, а надо расположиться прямо перед кафедрой и быстро найти какую-нибудь подходящую презентацию. Оглядываюсь на зал и вижу, что эти центральные кресла вмонтированы в скалолазную стенку, а чтобы сесть, придется карабкаться по разноцветным зацепкам… Мне кажется, я могу залезть, но на плече сумка, руки заняты гаджетами, и туфли явно не скальные. Однако это неудобство оказывается не главным – первая докладчица (почему-то говорящая вообще не про грибы) уже подбирается к выводам, а у меня все еще не загружается Power Point. Потом файл все же открывается, и я вижу на всех слайдах слепые квадратики с надписью в верхнем левом уголке: «Image can not be shown»…
«Где мама? Иди буди маму! Нет, это не мама, это тапок! Не надо маму тапком!». Я уже понимала, что могу проснуться, но все еще боялась уронить ноутбук или сама свалиться с этого скалодрома.
Интересно, как заботливо мой мозг перевел кошмар впечатлений последних дней на понятный именно мне язык. Все разложено по полочкам, и полный ужас, и безнадежность, и много лет несмываемого стыда впереди. Конечно! Он же знает, что без такого перевода сообщение о том, что три дня назад Россия напала на Украину, а в Киеве и Харькове идут бои, понять невозможно.
Слава Украине!
Нанкин, 27 февраля 2022 года
Nikita Druzhinin, February 26, 2022
Разговор с тетей бывшего мужа, которая живет в Киеве. 26 февраля 2022 года
от фильма “The French Dispatch”, или “Французский вестник” Уэс Андерсона (Wes Anderson) (первые два портрета), “Амадеус” Милоша Формана (Amadeus) (на третьем рисунке – портрет отца Сальери) и просто скелетик по мотивам The Return of Obra Dinn. Каникулы.
Самый вкусный чай заваривает мама. Это всегда густой черный чай в прозрачном заварочном чайнике, уютно укутанном кухонным полотенцем, подоткнутым под дно, чтобы чай не остыл и настоялся.
Наверное, традиция предполагает наливать немножко заварки в чашку и дополнять ее свежим кипятком. Однако мы обычно наливаем почти полную чашку из заварачного чайника, а потом добавляем в него горячую воду для следующей порции, если, конечно, чай хороший и его можно заваривать несколько раз. В Китае я придумала класть в чай мелко порезанную клубнику, благо она как раз появляется в мой «чайный» сезон, когда хочется согреться. Мама говорит, что ее бабушка тоже так делала, но с яблоками. Если мерить по клубнике и яблокам, то получается, что подмосковное село Никольское и Нанкин находятся в разных полушариях. Но эта чаинка все-таки про чай, а, возможно, даже про «русский чай».
В современном австрийском быту прилагательное «русский» редко означает что-то хорошее, зато частенько описывает разруху. Например, висящая с потолка лампочка без абажура непременно будет названа «русской». Вареная картошка с майонезом и тонкими ленточками ветчины – «русский залят», да и вездесущий «Русский стандарт» – водка какого-то там разлива – только дополняет смысл этого эпитета. Все так. Однако меня всегда удивлял Russisch Tee. А это что такое? Из детства я помнила только дефицитный «Индийский чай» «1-й СОРТ» в убогих пачках-кубиках, на которых был нарисован голубой слон с невозможно длинным хоботом. Краснодарский же чай – единственный приходящий мне в голову претендент на «русский», упоминался только в шутках, как и настолько же несъедобный коричный «кофейный напиток». Тем не менее в Вене «русский чай» попадался часто, занимая достойное место и среди доступных брендов Teekanne в супермаркете, и в изысканном чайном ресторане Haas&Haas позади собора Святого Штефана.
Самый обычный сорт чая в австрийском супермаркете. Картинка из amazon.de
Объяснил все это историк-китаист Сергей Дмитриев, рассказав про Нерчинский договор между маньчжурской династией Цин и допетровским Русским царством. В результате этого соглашения конца XVII века Россия, хоть и теряла ранее завоеванное Приамурье и лишалась крепости Албазин (согласно Википедии это рядом с городом Сковородино), все же получила возможность импортировать из Китая чай и перепродавать его в Европу. В то время европейцы уже оценили этот напиток, однако англичане и португальцы могли поставлять только ферментированный черный чай, который выдерживал долгую перевозку по тропическим морям. В таких условиях свежий чай немедленно плесневел и портился. Через Нерчинск и холодную Сибирь в Россию и дальше на Запад можно было доставлять и более тонкие сорта чая. Поэтому-то в Австрии Russisch Tee – это хорошо и ценно и не имеет никакого отношения к разрухе или к той России, в которой я выросла, так ничего и не узнав про Албазин. Дмитриев говорит, что с тех времен сохранились некоторые чайные бренды, наследники гигантских русских компаний, торговавших чаем. Однако они уже в Америке, где процветать не могут хотя бы по географическим причинам.
Интересно было узнать, что в какой-то момент, в начале XVIII века, Нерчинск был основным русским торговым городом, а чай составлял 90% всего импорта Русского царства. Его выменивали на сибирскую пушнину, которую в России до этого совершенно некуда было девать, но ее очень ценили монголы, маньчжуры и китайцы. Таким образом, чайные караваны и нерчинская торговля сделали присоединение Сибири экономически значимым для России.
Наверное, это самый знатный посетитель Жаганы, деревни на Тибетском нагорье, провинция Gansu. Его портрет в мехах до сих пор висит на почетном месте в местном ресторанчике.
В Китае с чаем все очень сложно. Об этом надо писать несколько отдельных чаинок. Когда я только начала ненадолго приезжать в Нанкин, мне каждый раз дарили огромные картонные коробки с вложенными в атласные ячейки жестянками с чаем. Иногда это были изящные дубовые ящички, внутри обитые бархатом. Сам чай был герметично упакован небольшими порциями или в одну пачку. Однако перед тем как подарить, чай всегда вынимали из холодильника. Более того, обычно меня пристрастно расспрашивали, есть ли в моем отельном номере подходящего размера холодильник, и предлагали подержать коробку где-то у себя до моего отъезда. Потом Жан Джиан отвез меня в деревню к своим родителям, которые выращивают чай. У них нет никаких плантаций, а есть всего несколько разрозненных «соток» с чайными кустами. Оказалось, что самый ценный чай – это не просто нежные молодые листики, собранные вручную в начале мая, а чай, высушенный на открытом воздухе при правильной погоде. Климат в Китае влажный, поэтому хороший чай никогда не бывает достаточно сухим, чтобы храниться при комнатной температуре. Его необходимо держать в холодильнике. Все более или менее разъяснилось и встало на свои места.
К слову, у португальцев есть чудесная легенда о том, почему англичане называют чай «tea»: потому что португальцы помечали буквой «Т» – «transit» – те ящики с чаем, которые они привозили из Китая и отправляли в Англию. В странах, куда чайная традиция через кочевников добралась по суше, этот напиток называется по-китайски – cha (茶).
Вот только почему мы с мамой все-таки любим английский черный чай? Хоть невежество и невозможно побороть, может, и этот клубок традиций со временем распутается. Надо спросить у португальцев.
Настоящий деревенский WOK: под деревянными крышками находятся употленные внутрь печки полукруглые сковороды.
Очень вкусный обед, обязательно с рыбой
Молодые росточки риса, которым в мае еще холодно, поэтому они укрыты соломой и пленкой
В гостях у родителей моего коллеги, в деревне в провинции Jiangsu, май 2018-гоПапа моего коллеги на своей чайной “сотке”, май 2018-го.
Хоть ни кочевников, ни русского чая уже давно нет, меха в Москве остались. Москва, август 2017-го
Чайный дом на Мясницкой в Москве. Построен в китайском стиле в конце XIX века. Не помню, чтобы я его видела, но фотография нашлась в моем телефоне. Август 2017-го
В Китае о приближении Рождества (или гораздо более близкого нам Нового года) напоминают первая и еще дорогая, но уже ароматная клубника и гирлянды домашней колбасы, обвивающие любые городские опоры: заборы, деревья, столбы и, конечно, балконы и окна. В нашем волшебном лесу Xianlin это выглядит очень уютно и по-деревенски, в небоскребном центре города – забавно и экзотично.
В кафе у Патрика можно заказать немножко Рождества и выпить вкусного глинтвейна. Однако к сочетанию этого напитка с простым пластиковым стаканчиком пришлось долго привыкать.
Однако эту чаинку я пишу для моей тезки Иры, которая недавно вскользь упомянула, что недолюбливает Рождество. И для Кати, которая тоже немка, и чья рецензия мне очень интересна. Конечно, это же не праздник нашего детства – почему его надо любить? Но, живя в Европе, его нельзя пропустить или не заметить. Как, впрочем, и китайский Новый год, который мы тоже проживаем тут изнутри, выступая в роли сторонних и порой изумленных наблюдателей. Для начала опишу Рождество, потом, возможно, китайский весенний праздник, а затем уже решу, что мне ближе: красные колпачки с белыми помпонами или горы клубники. Хотя ответ известен заранее: духи наших праздников оживают только от загадочной и религиозно нейтральной НОВОГОДНЕЙ елки.
Рождество в Вене – это вовсе не просто праздник незадолго до календарного Нового года, как думают многие, а семь или восемь недель непрерывного действия, начиная примерно со Дня всех святых.
Сначала праздник пробирается в супермаркеты, где внахлест с Хеллоуином (который, кстати, часто обыгрывают как “Hallo, Wien!”) в самом конце октября на прилавках и в контейнерах на подступах к кассам появляется не только рождественская мишура (дядя Миша! Привет!), но и горы ароматных пряностей для выпечки, готовых сладких начинок для пирогов (маковых, ванильных, с изюмом!), всевозможных орехов и затейливых украшений для кексов и пряников. Постепенно город охватывает запах корицы, гвоздики, апельсинов и печеных яблок. От этого вечерами начинает очень хотеться выпить пунша – сладкого чая с ромом и фруктами – или глинтвейна – горячего красного вина тоже с пряностями и фруктами. Первый в сезоне глинтвейн в меню ресторана или кафе обычно удивляет: «Как же так? А где мороженое? Ведь еще лето!» А между тем вдруг осознаешь, что мороженщики, как птицы, уже «улетели на юг», их магазинчики и палатки плотно заколочены или сданы в аренду продавцам итальянских перчаток, шарфов и шапок.
В ноябре в кондитерских отделах всех видов продуктовых магазинов выстраиваются армии шоколадных “дедов-морозов” – святых Николяусов – и их антиподов – злых, рогатых и бородатых, но тоже очень сладких Крампусов. Шестого-седьмого декабря, в день святого Николяуса, сам Николяус и Крампус навещают детей в садиках и школах: примерным мальчикам и девочкам Николяус оставляет сладости, а баловники получают угольки и камушки от Крампуса. Наш опыт показывает, что большинству детей достаются увесистые мешочки подарков от Николяуса, доставленные через своих доверенных лиц – бабушек и дедушек. А Крампусы фирмы Milka или Lindt бывают безжалостно съедены.
В первой половине ноября Рождество в своем материальном проявлении уже заполняет весь город: не только в церквях, но и в магазинах, ресторанах, и в каждой приемной врача, в домоуправлении или банке появляются рождественские, непременно зеленые с красным и золотым, украшения. Даже в университетской уборной можно увидеть еловую веточку с шариком или свечкой! Интересно, кто ее туда кладет? Наверняка не служба уборки.
Рождество – очень коммерческое мероприятие, ставшее таковым от каких-то преимуществ и прав, полученных городскими торговцами лет 700 тому назад для обслуживания ночных церковных служб. По мере роста традиции церковники начали отодвигать пьяненькие и шумные толпы прихожан чуть подальше от богоугодных заведений. Так постепенно образовались рождественские ярмарки, которые в их нынешнем виде существуют лет двести или чуть больше.
Ярмарки в Вене – это в первую очередь непривычный для города гомон толпы, раскрасневшиеся лица местных жителей, густой аромат горячего вина и выпечки. С наступлением же темноты бывает невозможно оторвать глаза от елочных игрушек, искрящихся в огоньках уличной иллюминации. Каждый раз очень хочется купить капельку этой красоты и унести ее домой.
В центре любой ярмарки всегда есть небольшая сцена, на которой с помощью деревянных фигурок изображено рождение Христа (ну, не совсем рождение, а пару дней спустя). Обязателен мотив колыбели с новорожденным младенцем, окруженным людьми и животными. Иногда роль свидетелей выполняют живые ослики, козочки, пони или даже здоровенные бараны. Перед Karlskirche, рядом с нашей работой, для них выстилают соломой лоно летнего фонтана и ставят специальные загончики. Кроме колыбели, на ярмарке обычно есть рождественский венок с четырьмя свечками, которые положено зажигать в каждый адвент (адвенты – это четыре воскресенья до Рождества). В первый зажигают самую большую свечку, во второй – чуть меньше и так далее. Самый большой венок в Вене обычно стоит на Грабене – центральной улице, на которой даже нет ярмарки, но, если оттуда пойти в любую сторону, то через пять минут точно окажешься на одной из них.
Штефансплац, Вена, декабрь 2018 года
Празднование адвентов, в которые устраивается особенно много детских мероприятий, существенно подкрепляет коммерческий оборот на ярмарках. Утомленные и гордые родители с удовольствием вознаграждают себя пуншем за прилежное поведение и ранний подъем в воскресенье.
Центральная ярмарка – наиболее коммерческая и детская, на площади перед Ратушей, – моя ровесница. На псевдоготическом здании XIX века устроен импровизированный Adventskalender: окна закрываются красивыми ставнями с написанными на них цифрами, обозначающими количество дней до праздника. За 24 дня до Рождества открывается окно с цифрой 1, а потом весь декабрь каждый день прибавляется по окошку. К самому празднику открываются самые большие окна с цифрами 23 и 24. В это же время дети получают подобные календари с шоколадками или фигурками лего. Кстати, китаянка Блэки, хозяйка нашей любимой пиццерри в Шианлине, вчера подарила такой календарь Никите, чем вызвала его веселый хохот.
В здании Ратуши по выходным работает очень много детских мастерских, в которых можно месить тесто, печь булочки, что-то шить, вырезать, колотить и красить. Родители, особенно папы, подпирают колонны не только с охапкой детской одежды под мышкой, но и непременно с кружкой душистого глинтвейна. В парке вокруг Ратуши устроены карусели, детские паровозики, кукольные домики, в которых разыгрываются представления. В некоторых парках можно покататься на пони или ослике или посмотреть изделия народных промыслов. Никите особено нравилась мастерская, в которой прямо при тебе из натурального пчелиного воска в огромном чане выплавляли свечи и факелы. Все вроде бы просто, но почему-то очень приятно было наблюдать.
Хотя центральную ярмарку Der Wiener Weihnachtstraum и принято недолюбливать за излишнюю ширпотребность и туристичность, статистика говорит, что из трех миллионов ее посетителей в год только одну шестую часть составляют приезжие. Я думаю, что дело в иллюминации. Тут она особенная, удивительная и никому не приедается, так как всегда есть баланс между традицией и новизной. Огромные деревья около Ратуши украшают фонариками размером с небольшой автомобиль. Одно дерево – в красных сердечках, другое – в снеговиках, третье – в бабочках. Каждый год приятно увидеть что-то любимое с прошлых лет и удивиться новомодному пополнению. Улицы поблизости этой ярмарки тоже очень красивые – у каждой свой стиль и шарм.
А на других ярмарках, расположенных подальше от главных городских достопримечательностей, всегда теснее и уютнее, а доля аборигенов еще выше. То есть в основном Рождество – это все же праздник для горожан. Местные жители не особо связывают посещение ярмарки с самим Рождеством в религиозном смысле, по крайней мере, я такого не встречала. Зайти на ярмарку просто, она всегда открыта, там красиво и приятно пообщаться с тем, кого давно не видел, или остановиться поболтать с коллегами по пути с работы. А с мужем на ярмарке почему-то все время хочется обсудить философские темы.
Рецепт самого вкусного пунша от Карины Претцер, Вена 2018-го
В общем, австрийцы на ярмарки ходят и охотно там пьют. Пьют сладкие горячие алкогольные напитки в десятках разных вариантов. Многие уважают турбопунш (кажется, с водкой для верности), а я люблю классический и не очень сладкий глинтвейн и амаретто-пунш, ну или вишневый. Традиционный же пунш – апельсиновый, его же готовят и для детей, не добавляя рома. Купив пунша, австрийцы ни за что не отойдут от киоска больше чем на несколько шагов. Так и будут толпиться, как пингвины, вокруг. Тепло и уютно. Горячие напитки продают в красивых кружках с названием именно этой ярмарки. За кружку надо заплатить. Потом ее можно взять как сувенир или вернуть и получить деньги.
Пунш или глинтвейн стоит весьма ощутимо – три-пять евро, и кружка столько же. В наши два десятилетия в Вене платить можно было только наличными. То есть, чтобы угостить друзей пуншем, надо заготовить минимум полтинник, а то и сотню, если настроение будет хорошим и к тому же всем захочется перекусить (еды на ярмарках всегда достаточно).
Прямо напротив входа в Ратушу, как бы во главе ярмарки, устанавливают огромную живую елку. Как ни странно, в Вене она обычно украшена простенько, зато около вокзала в Цюрихе елочные игрушки на такой елке сделаны из хрусталя «Сваровски» – австрийского, кстати. Про главную австрийскую елку всегда известно, из какой федеральной земли она привезена и что из нее потом сделают, – например, в каком парке и сколько появится скамеек. Рядом с елкой обычно установлен нижний спил дерева, на котором годичные кольца соотнесены с историей страны и помечены разными событиями. Сколько я ни наблюдала, середина 30-х – конец 40-х не упоминались ни разу: видимо, тогда и елки не росли, да и вспомнить об этом времени особо нечего.
Интересно, что в канун самого Рождества, иногда даже 23 декабря, ярмарки закрывают. Сейчас, кажется, в рождественские дни работает только центральная, да и то частично. С середины дня 24 декабря город замирает, все закрывается. А 25-го и 26-го не работает вообще ничего – ни магазины, ни музеи, ни рестораны. Открыт только зоопарк: народу там бывает совсем мало, звери всегда веселые, у каждого в вольере – по елке. И пунш с глинтвейном для посетителей в изобилии. Очень рекомендую! В центре же Вены в рождественские дни делать совершенно нечего. Работают некоторые китайские рестораны, и по городу бродят голодные и замерзшие туристы из некатолических стран в поисках развлечений. Слышится какая угодно, но только не «австрийская» речь.
Вечером 24 декабря большинство католиков собираются дома или ходят на службу в церковь – это святая ночь, тихий семейный праздник. Никакого шумного действия или вечеринки быть не может. Кроме того, есть железное правило откуда бы то ни было на Рождество ехать домой (кто что под этим словом понимает). Молодые неженатые пары всегда разъезжаются каждый к своим родителям, а Новый год потом встречают вдвоем или с друзьями. 26 декабря – в День Святого Стефана – Stefanstag (в честь этого святого в центре города построен собор) – принято ходить в гости к бабушкам и дедушкам или к самым близким друзьям, а также обмениваться подарками.
В Вене на Рождество традиционно готовят карпа. Этих рыб очень удачно разводят на дунайских заливных лугах. Однако, возможно, украшение рождественского стола и жилища – даже важнее, чем сама еда. Посуда, скатерти, салфетки, мебель – все должно быть особенным и исключительно красивым. Некоторые украшают не только стол, но и стулья, и всю комнату превращают в праздничный зал. Наши соседи каждый год выдували из стекла елочные игрушки и красиво их расписывали. Что бы ни получилось, изделие признавалось красивым, именным и памятным. В этой же семье мы увидели, как много бывает игрушек: можно выбирать тему года: только олени и колокольчики, только зайчики и шишечки или, например, все сине-лиловое с розовыми крапинками. Конечно, практически у всех есть старые семейные игрушки, переданные из дремучих поколений. У меня, кстати, тоже.
Неотъемлемой частью праздника, конечно, считаются подарки. Бывает так, что на Рождество люди дарят друг другу гораздо более существенные вещи, чем на день рождения. Подарки обязательно должны быть завернуты, а свертки красиво украшены. Особенно прилично сделать самостоятельно что-то красивое и экологичное из подвернувшихся веточек и шишечек и прикрепить это вместе с прошлогодним ангелочком на подарок. Мне говорили, что в семье могут из года в год храниться именные оберточные бумажки, чтобы точно знать, какую кучку подарков кому брать под елкой. Однако и свежие упаковки тоже пользуются спросом. Накануне Рождества по субботам в магазинах – нетипичная для города немыслимая давка и длинные очереди буквально за всем. В последнюю субботу перед Рождеством магазинов лучше избегать – все покупают подарки, и рулоны оберточной бумаги торчат буквально из каждого кармана или сумки.
А 27 декабря все кончается, и горожане начинают выбрасывать еще свежие елки. Исключительно из экологических соображений православные христиане, или те, кому елка почему-то нужна на Новый год, частенько подбирают выставленные в специальные места деревья и уносят домой, чтобы опять сделать их красивыми и щедрыми источниками радости, заботы и семейного уюта. На самом деле, после 23 декабря елку в городе уже не купить ни за какие деньги.
Мы прожили в Вене больше двадцати лет и, конечно, постепенно втянулись в рождественские праздники, хотя мне тогда казалось, что я их не любила. В первые годы мы в основном осваивали и рассматривали ярмарки, ходили на рождественскую службу и в зоопарк, потом постепенно включились в церемонии обмена подарками с австрийцами или другими католиками, а затем уже оказалось, что и сами рождественские дни заполнены встречами с друзьями. Однако наш волшебный семейный праздник – это все равно Новый год: как его встретишь, так и проведешь.
Мне кажется, что похожий текст я писала еще в Вене для этого журнала, так как мама в нем работала. Но это уже история.
Проснувшись утром на верхней полке в купе поезда Нанкин – Ланьчжоу по дороге на Тибетское нагорье в сказочную Жагану (обложка), невозможно не начать вспоминать. Уж очень острое чувство знакомого, но начисто забытого ощущения. Поезд, конечно, совсем другой – тихий, плавный, чистый. Белое белье не имеет запаха, и после него не надо целый день стряхивать с себя что-то белесое мокрой рукой. В китайском поезде комфортно и спокойно, так как безопасно. В тамбуре не пахнет водкой и кислятиной, не бродят подозрительные личности, вместо нетрезвых проводников – наклейки с QR-кодом: если что-то нужно, просканируй и закажи услугу. Кондиционер не шумит, а розетки для любых гаджетов расположены там, где они и нужны.
«А я больше люблю поезда!» – так говорят многие, но потом оказывается, что самые продолжительные перемещения моих собеседников все равно были по воздуху (Катя, ты исключение!).
Последние 25 лет я тоже преимущественно летала. Может, только в Италию иногда добиралась по земле. Когда Никите было шесть месяцев, мы ездили из Вены во Флоренцию на поезде, в спальном вагоне. Помню, это было негигиенично и чрезвычайно неудобно. Хуже – только совершенно жуткий Amtrak из Бостона в Сиракузы на границе с Канадой. Там вообще под столиком в купе оказалось отхожее место. Кстати, это тоже была продолжительная поездка.
Пожалуй, самые частые и относительно длинные для Западной Европы путешествия на поезде были из Вены в Венецию, Верону или Падую. Но это всего лишь восемь часов, и мы часто брали просто сидячие места и только иногда – в спальном вагоне. До Цюриха тоже около восьми часов, то есть просто рабочий день. Однако, оказывается, даже мне есть что вспомнить о настоящих поездах дальнего следования.
Плацкарт в Пояконду за полярным кругом. Первый курс биофака МГУ, летняя практика на Белом море, 1992 год. Пять утра после 35 часов дороги. В Пояконде даже платформы не было, не говоря уже о вокзале. Поэтому поезд не остановился, а только замедлил ход. В тамбуре – гора неподъемных рюкзаков, набитых консервами с тушенкой, шпротами и сгущенкой. Несколько выстоявших полуторадневную пьянку рабфаковцев и несгибаемая сокурсница Мама Даша выкидывают весь наш скарб прямо на пути, гонят спрыгивать нас, замешкавшихся первокурсниц, бережно выгружают тела невыстоявших собутыльников, долго возятся с «бабочкистом» Гришей, который отказывается выходить из поезда без платформы, и – «Осторожно, двери открываются!». Однако высадка была далеко не самым ярким впечатлением того утра. Сначала меня поразил невысокий однокурсник Леша, до этого всю ночь мне рассказывавший, что никогда не женится: он легко повесил мой неподъемный рюкзак на грудь, чтобы «уравновесить» свой, еще более тяжелый – на спине, и к тому же умудрился что-то подхватить руками. (Я тогда просто поразилась его силе, но не представляла, что через пять лет мы поженимся и разведемся почти через тридцать лет после этого утра, несмотря на то, что он по-прежнему будет очень сильным и легко сможет разламывать яблоки на две половники.) Потом было темно-синее, как будто стеклянное, Белое море, по которому мы плыли на ржавом университетском катерке, а потом… мраморные скалы, бороды кустистых лишайников на елях, сосновый бор, выстланный ягелем и усеянный черникой и бесконечный полярный день. Иногда солнце заслоняли тучи, но оно ни разу не скрылось за горизонтом. Невозможно поверить, но у меня есть только одна черно-белая фотография с той практики.
Еще один плацкарт – из Бобруйска в Гомель, наверное, 93-й год. Вернее, это был общий вагон – тот же жесткий и грязный плацкарт, но с большим количеством людей. Мы с мамой вдвоем возвращались от родных моего первого мужа и чувствовали себя крайне некомфортно. Очевидно, мы выглядели «столичными штучками», и на нас оборачивались. Мне было 19, маме – едва за 40. Вдруг единственный вызывающий интерес попутчик – огроменный бородатый дядька с голубыми глазами и в толстенном коричневом свитере – резко вскочил и громко выпалил: «Да, не мылся я пару дней! И что теперь?..» И с грохотом ушел в тамбур до самого Гомеля. Мы и так-то боялись шелохнуться, а после этого были готовы залезть под плацкартную лавку. Видимо, мы невольно на него смотрели, так как он сидел напротив и имел очень яркую, притягивающую взгляд внешность. It was a misunderstanding.
– Что за горы? – проснулся Никита и равнодушно посмотрел на предгорье Тибета. Провинция Ганьсу на северо-западе Китая – узкий коридор между высоченными горами с обеих сторон. Это единственный выход из Китая на запад и соответственно – начало Шелкового пути.– На Кавказ похоже! Я «Мимино» смотрел!
Пожалуй самый частый поезд дальнего следования был Москва – Адлер. Всего 36 часов в дороге (ночь – день – ночь) – и ты на Черном море. Мы ездили и в Сочи, и в Туапсе, и в Адлер, и с родителями перед первым классом, и после многих других, и с английскими спелеологами, и с подружками из университета. Чаще всего это были купе, ни разу – СВ (а-ля первый класс), иногда – плацкарт. Впечатлений немного: не люблю я эти поезда! Ничего там хорошего не было. Грязно, немыслимо трудно «достать» билет, дорого и неудобно. В разгар перестройки, году в 90-м или даже уже 91-м, в самом начале инфляции, мама заработала тысячу рублей на отпуск. Мы ехали с моей троюродной сестрой, маминой подругой и ее мужем. Не доезжая часов пятнадцать до Сочи, поезд встал посреди степи Краснодарского края. «Опять партизаны пути разобрали», – шутили тогда. Стояли долго, поезд раскалился, внутри нельзя было находиться. Жара! Вода быстро кончилась – очень неприятный опыт. Помню напряженную маму с тысячей под мышкой, завернутой в казенное полотенце, стоящую на фоне абсолютно кинематографической картины: поезд с лежащими вокруг людьми. И в таком отпуске тоже ничего особенно хорошего не было. Очереди, невкусная еда, необустроенные пляжи, неминуемая грязь в переходе под железнодорожными путями вдоль пляжа. Для работающей мамы был важен сам его факт и факт наличия тысячи. (Сюжет известный из мультика, хотя у нас вечерних платьев не было, а вот Простоквашино некоторое время все-таки было и называлось оно “деревня Поливановка”.) Хотя нет, был все-таки волшебный момент, когда поезд вдруг выезжал на берег, и дух захватывало от блеска и синевы моря в лучах утреннего солнца. Хоть и знаешь, что так будет, но все равно восторг! Особенно если море с волнами, брызгами и барашками!
В общем, и это морее оказалось синим, как и Красное, и даже Желтое. Интересно, что Синего моря на картах почему-то нет.
Фирменный поезд Москва – Киев всегда чистый и с вышитыми занавесочками на окнах. Было жалко, когда их затыкали за карниз, чтобы не мешали смотреть в окно. В Киеве жили родители, а главное, бабушка того, сильного и “яблочного”, мужа. Интереснее всего было ехать назад: десяток вареных яиц, жареная курица, фаршированная рыба, варенники, ведерко пирожков. Это только часть «легкого перекуса в поезд», которым нас снабжали хлебосольные киевские родственники. После этого можно было неделю не ходить в магазин и еще родителей угощать. Киев – самый вкусный город!
Летом 89-го я ездила на поезде из Москвы в Берлин, кажется, 40 или 45 часов. В Бресте, на западной границе СССР, надо было… менять колеса поезда. Всем пассажирам предписывалось выйти, встать смирно (граница все-таки, пара метров до Польши!) и слушать уютный матерок, на котором общались рабочие, по очереди поднимая вагоны, выбивая из-под них кувалдами какие-то втулки и заколачивая новые. Судя по литературе, это давнишний цирк. И невозможно представить, что вся Россия наконец сделает рельсы уже или вся Европа – шире. Потом, когда жили в Австрии, мы пару раз ездили из Вены в Москву или Киев, но эти поездки ничем не запомнились.
Пока писала, думала: “А почему я не хочу ничего вспоминать о безукоризненных австрийских поездах ÖBB, в которых хоть и невозможно переночевать (по нынешней Австрии дольше шести часов никак не проехать), но ужасно удобно путешествовать и пересаживаться?” Да потому, что там все в порядке! Кроме того, я всегда была on duty: и рулевым, и штурманом, и стрелочником, на которого сыпались все шишки. Хотя кукольный Schneebergbahn в Puchberg am Schneeberg я, пожалуй, все-таки очень люблю. И станцию Hallstatt на другой стороне озера, напротив самого Хальштатта, тоже.
Высокий Шниберг, Нижняя Австрия, лето 2018 годаПухберг у Шниберга, Никита и Жиан, лето 2018 года.Вид на Пухберг со Шниберга. Это самая высокая гора в окрестностях Вены. Тут последние отроги Альп спускаются к Дунаю.
Нынешняя Австрия – страна маленькая и повсеместно покрытая густой сетью железных дорог, даже в Альпах. Профессиональные кондукторы ÖBB гордятся тем, что знают все остановки поездов и соответственно помнят практически все сколько-нибудь заметные населенные пункты. Они обычно весело расхаживают по поезду (часто состоящему всего из пары вагонов), сверяют электронные билеты с паспортами и комментируют, кто откуда родом, подражая разным выговорам “австриского”. Только загадочная Balasсhikha в моем австрийском паспорте неминуемо вызывала ступор и недоумение: “Wo bist du geboren?” – переспрашивали они меня, искренне удивляясь, что такой альпийский город им неведом.
Старинный поезд, поднимающийся из Пухберга на Высокий Шниберг по железной дороге с тремя рельсами (один зубчатый, его видно на снимке).
